Неточные совпадения
Повеселел Алтынников:
«Моя, выходит, мельница!»
«Нет! —
говорит Ермил,
Подходит к
председателю.
Метров познакомил Левина с
председателем, с которым он
говорил о политической новости.
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы
говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа;
председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор — что он дельный человек; жандармский полковник
говорил, что он ученый человек;
председатель палаты — что он знающий и почтенный человек; полицеймейстер — что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера — что он любезнейший и обходительнейший человек.
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда
председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай,
говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.
— Разве я тебе не
говорила? Это
председатель палаты, важный человек: солидный, умный, молчит все; а если скажет, даром слов не тратит. Его все боятся в городе: что он сказал, то и свято. Ты приласкайся к нему: он любит пожурить…
Как только присяжные уселись,
председатель сказал им речь об их правах, обязанностях и ответственности.
Говоря свою речь,
председатель постоянно переменял позу: то облокачивался на левую, то на правую руку, то на спинку, то на ручки кресел, то уравнивал края бумаги, то гладил разрезной нож, то ощупывал карандаш.
Председатель шептался в это время с членом налево и не слыхал того, что
говорила Маслова, но для того, чтобы показать, что он всё слышал, он повторил ее последние слова.
С тех пор, как
председатель начал
говорить, Маслова, не спуская глаз, смотрела на него, как бы боясь проронить каждое слово, а потому Нехлюдов не боялся встретиться с ней глазами и не переставая смотрел на нее.
— Екатерина Маслова, — начал
председатель, обращаясь к третьей подсудимой, — вы обвиняетесь в том, что, приехав из публичного дома в номер гостиницы «Мавритания» с ключом от чемодана купца Смелькова, вы похитили из этого чемодана деньги и перстень, —
говорил он, как заученный урок, склоняя между тем ухо к члену слева, который
говорил, что пo списку вещественных доказательств недостает склянки.
Сковородников, сидевший против Вольфа и всё время собиравший толстыми пальцами бороду и усы в рот, тотчас же, как только Бе перестал
говорить, перестал жевать свою бороду и громким, скрипучим голосом сказал, что, несмотря на то, что
председатель акционерного общества большой мерзавец, он бы стоял за кассирование приговора, если бы были законные основания, но так как таковых нет, он присоединяется к мнению Ивана Семеновича (Бе), сказал он, радуясь той шпильке, которую он этим подпустил Вольфу.
Когда кончилось чтение обвинительного акта,
председатель, посоветовавшись с членами, обратился к Картинкину с таким выражением, которое явно
говорило, что теперь уже мы всё и наверное узнаем самым подробным образом.
— Господин
председатель, — сказал Нехлюдов, подходя к нему в ту минуту, как тот уже надел светлое пальто и брал палку с серебряным набалдашником, подаваемую швейцаром, — могу я
поговорить с вами о деле, которое сейчас решилось? Я — присяжный.
Казалось, всё было сказано. Но
председатель никак не мог расстаться с своим правом
говорить — так ему приятно было слушать внушительные интонации своего голоса — и нашел нужным еще сказать несколько слов о важности того права, которое дано присяжным, и о том, как они должны с вниманием и осторожностью пользоваться этим правом и не злоупотреблять им, о том, что они принимали присягу, что они — совесть общества, и что тайна совещательной комнаты должна быть священна, и т. д., и т. д.
Впечатление от высшего благородства его речи было-таки испорчено, и Фетюкович, провожая его глазами, как бы
говорил, указывая публике: «вот, дескать, каковы ваши благородные обвинители!» Помню, не прошло и тут без эпизода со стороны Мити: взбешенный тоном, с каким Ракитин выразился о Грушеньке, он вдруг закричал со своего места: «Бернар!» Когда же
председатель, по окончании всего опроса Ракитина, обратился к подсудимому: не желает ли он чего заметить со своей стороны, то Митя зычно крикнул...
В этом месте защитника прервал довольно сильный аплодисмент. В самом деле, последние слова свои он произнес с такою искренне прозвучавшею нотой, что все почувствовали, что, может быть, действительно ему есть что сказать и что то, что он скажет сейчас, есть и самое важное. Но
председатель, заслышав аплодисмент, громко пригрозил «очистить» залу суда, если еще раз повторится «подобный случай». Все затихло, и Фетюкович начал каким-то новым, проникновенным голосом, совсем не тем, которым
говорил до сих пор.
Тут
председатель вступился и осадил увлекшегося, попросив его не преувеличивать, оставаться в должных границах, и проч., и проч., как обыкновенно
говорят в таких случаях
председатели.
Пан Муссялович вставлял страшно много польских слов в свои фразы и, видя, что это только возвышает его в глазах
председателя и прокурора, возвысил наконец свой дух окончательно и стал уже совсем
говорить по-польски.
Председатель начал было с того, что он свидетель без присяги, что он может показывать или умолчать, но что, конечно, все показанное должно быть по совести, и т. д., и т. д. Иван Федорович слушал и мутно глядел на него; но вдруг лицо его стало медленно раздвигаться в улыбку, и только что
председатель, с удивлением на него смотревший, кончил
говорить, он вдруг рассмеялся.
Приезжаю я в губернию и,
поговоривши в казенной палате, иду прямо к
председателю — человек, батюшка, был он умный и меня давненько знал.
— Это не так-с! У нас, князь, полчаса тому составился уговор, чтобы не прерывать; чтобы не хохотать, покамест один
говорит; чтоб ему свободно дали всё выразить, а потом уж пусть и атеисты, если хотят, возражают; мы генерала
председателем посадили, вот-с! А то что же-с? Этак всякого можно сбить, на высокой идее-с, на глубокой идее-с…
Говорят, по случаю вакансии
председателя уголовной палаты, они тоже славную вещь затевают.
— А я так ничего и не понял, что он
говорил! — сказал Петр Петрович, осмотрев всех присутствующих насмешливым взглядом. — Ты, Митрий Митрич, понял? — спросил он
председателя.
Председатель казенной палаты прямо
говорил, что не только в настоящий набор, но если будет объявлен и другой, и третий — он всегда послужить готов.
— Прошу вас, — ближе к делу! — сказал
председатель внятно и громко. Он повернулся к Павлу грудью, смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным огнем. И все судьи смотрели на ее сына так, что казалось — их глаза прилипают к его лицу, присасываются к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал к ним руку и негромко, четко
говорил...
— Всенепременно-с, — подтверждает
председатель земской управы, — и я за одним человеком примечаю… Я уж и
говорил ему: мы, брат, тебя без шуму, своими средствами… И представьте себе, какой нахал: «Попробуйте» —
говорит!
О
председателе казенной палаты и
говорить нечего: это лицо и подчиненный ему советник питейного отделения повсеместно живут очень открыто.
Москвичи
говорили про него, что он уважает только двух человек на свете: дирижера Большого театра, строптивого и властного Авранека, а затем
председателя немецкого клуба, фон Титцнера, который в честь компатриота и сочлена выписывал колбасу из Франкфурта и черное пиво из Мюнхена.
— Что же, я
поговорю с цензором. Это зависит только от него, как он взглянет, так и будет, — сказал мне
председатель цензурного комитета.
Возражений он не мог терпеть, да и не приходилось никогда их слышать ни от кого, кроме доктора Крупова; остальным в голову не приходило спорить с ним, хотя многие и не соглашались; сам губернатор, чувствуя внутри себя все превосходство умственных способностей
председателя, отзывался о нем как о человеке необыкновенно умном и
говорил: «Помилуйте, ему не
председателем быть уголовной палаты, повыше бы мог подняться.
У него был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и
председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко не был так всеобщ, особенно после того, как одна дама губернской аристократии, очень чувствительная и не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но может ли человек понять сердце женщины, может ли понять нежные чувства души, когда он мог смотреть на мертвые тела и, может быть, касался до них рукою?» — Все дамы согласились, что не может, и решили единогласно, что
председатель уголовной палаты, не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы нежные, где замешано сердце женщины, не
говоря уже о всех прочих вопросах.
Итак, мы начинаем! За успех показательной школы и за здоровье ее заведующей, товарища Зои Денисовны Пельц. Ура! Пьют пиво. А теперь здоровье нашего уважаемого
председателя домкома и сочувствующего Анисима Зотиковича… Да… Я
говорю, Зотиковича… (Зое.) Как бишь его фамилия?
Зови его сюда. (Аметистову.) Имей в виду:
председатель домкома.
Поговори с ним как следует.
— Да, не удовлетворил меня Петербург, —
говорил он с расстановкою, вздыхая. — Обещают много, но ничего определенного. Да, дорогая моя. Был я мировым судьей, непременным членом,
председателем мирового съезда, наконец, советником губернского правления; кажется, послужил отечеству и имею право на внимание, но вот вам: никак не могу добиться, чтобы меня перевели в другой город…
— Что же, —
говорила она, — отчего от него, бывало, какой
председатель или вице-губернатор даров не возьмет?
Потолковав еще некоторое время с своим помощником, Грохов, наконец, отпустил его и сам снова предался размышлениям: практическая его предусмотрительность и опытность ясно ему
говорили, что в этом огромном и запутанном деле много бы, как в мутной воде рыбы, можно было наловить денег: скупить, как справедливо
говорит Янсутский, по дешевой цене некоторую часть векселей, схлопотать конкурс; самому сесть в
председатели… назначить себе содержания тысяч двадцать пять… подобрать согласненьких кураторов, а там — отдачи фабрик в аренды, хозяйственная продажа отдельных имений, словом, золотой бы дождь можно было устроить себе в карман; но вместе с этими соображениями Грохов вспомнил о своих недугах и подумал, что ему, может быть, скоро ничего не надобно будет на земле и что на гроб да на саван немного потребуется!
Яков Иваныч сильно постарел, похудел и
говорил уже тихо, как больной. Он чувствовал себя слабым, жалким, ниже всех ростом, и было похоже на то, как будто от мучений совести и мечтаний, которые не покидали его и в тюрьме, душа его так же постарела и отощала, как тело. Когда зашла речь о том, что он не ходит в церковь,
председатель спросил его...
Он, видимо, забыл о предстоящем вердикте и весь предался мысли о детях.
Говорил он о них до тех пор, пока не был остановлен
председателем.
Когда он порывался
говорить о своих проторях, убытках и о том, что желает взыскать судебные издержки, защитник оборачивался и делал непонятную гримасу, публика смеялась, а
председатель строго заявлял, что это к делу не относится.
— Послушайте, — сказал
председатель, поднимая глаза на секретаря, —
говорите потише! Я из-за вас уже второй лист порчу.
За поселком, под шоссейным мостом, чабаны нашли труп застреленного татарина. Спина его была исполосована стальными шомполами. Узнали
председателя ревкома соседней татарской деревни. Сгубил его георгиевский его крест, который он нацепил, чтобы умилостивить белых. Накануне вечером казаки, гнавшие арестованных в город, пили вино в кофейне Аврамиди. Урядник бил татарина по щекам и
говорил...
И много потом
говорил гневного о"господах дворянах", которые по всей губернии в лоск изворовались; рассказывал ей теплые"дела"в банке, где
председатель тоже арестован за подлог, да в кассе оказалась передержка в триста с лишком тысяч.
Этот д-р П-цкий и тот агент русского Общества пароходства и торговли, Д-в, были почти единственные русские, с какими я видался все время. Д-в познакомил меня с адмиралом Ч-вым, тогда
председателем Общества пароходства и торговли; угощая нас обедом в дорогом ресторане на Реджент-Стрите, адмирал старался казаться"добрым малым"и
говорил про себя с юмором, что он всего только"генерал", а этим кичиться не полагается. Он был впоследствии министром.
И поразительно скоро — как все
говорили тогда за кулисами — он приобрел тон и обхождение скорее чиновника, облекся в вицмундир и усилил еще свой обычный важный вид, которым он отличался и как
председатель Общества драматических писателей, где мы встречались с ним на заседаниях многие годы.
Председателя трудно застать в управе, а если застанешь, то он
говорит со слезами на глазах, что ему некогда; инспектор бывает в школе раз в три года и ничего не смыслит в деле, так как раньше служил по акцизу и место инспектора получил по протекции; училищный совет собирается очень редко и неизвестно, где собирается; попечитель — малограмотный мужик, хозяин кожевенного заведения, неумен, груб и в большой дружбе со сторожем, — и бог знает, к кому обращаться с жалобами и за справками…
Перенося свое дело в съезд, Градусов был убежден, что не только его оправдают, но даже Осипа посадят в острог. Так он думал и во время самого разбирательства. Стоя перед судьями, он вел себя миролюбиво, сдержанно, не
говоря лишних слов. Раз только, когда
председатель предложил ему сесть, он обиделся и сказал...
— Как же я могу знать в точности, Таисия Валентиновна?.. Поветрие это… все этим занимаются… И господа дворяне, и
председатели земских управ, и адвокаты… а о кассирах так и
говорить совестно!
— Подсудимый,
говорить со стражей не дозволяется… — поспешил сказать
председатель.
— Ишь, какой ныне стал! Правильно, —
говоришь? Следовало? А забыл ты, кутья пшеничная, как отец твой долгогривый из нас кровь сосал? Гражданин
председатель, примай заявление: его отец был дьякон! У него корова есть да свинья, его самого раскулачить надо! Мальчишка у него летось помер, так панихиду по нем служил в церкви!
— Ну что же нам с вами делать? — разводит руками
председатель. — Ну, правду-то понимаете, правду
говорить будете?